В Вашингтоне сейчас вовсю день, и с этой разницей во времени ровно 9 лет назад я на ходу красила губы, зеркалом были буквы названия отеля. Мне хотелось еще раз взглянуть на себя перед тем как сесть в машину в сторону Библиотеки Конгресса. Отразиться с помадой и не нестись, растянуть эти два шага до машинной двери. Растянуть чтоб в них влезла вся радость от того что получилось. Получилось обнаглеть и написать письмо одному из быших послов США в России, что надо уже снять кино о тех, кто делает давно задуманное академиком Дмитрием Сергеевичем Лихачёвым и директором Библиотеки Конгресса, историком Джеймсом Биллингтоном.

Речь шла об одной обменной программе. Я написала, что знаю программу изнутри, и знаю сколько людей остаются за кадром, а надо бы в.

Сначала мне вежливо ответили, что, мол, спасибо за идею. Потом спросили, как я это вижу.

Потом мне строго написала зам. директора программы в России.

А после я красила губы, в машине меня ждал мой верный оператор Гоша и зам. директора, наш проводник и переводчик Лена.

С Леной мы дружим напрочь с тех пор. С тех пор как днями и почти ночами сидели с переводами и расшифровками, но это уже после фильма. А в процессе кино были статусы, и я их соблюдала. Мы приехали в Библиотеку, в лобби кабинета директора Биллингтона стоял необычный бюст Сахарова, стены радовали фотографиями Прокудина-Горского.

Д-ру Джеймсу Биллингтону, специалисту по русской культуре, через несколько лет я тоже писала письмо. Сын его перевёл на хороший английский, и один вхожий в дом человек письмо передал. Д-р Биллингтон не возражал, чтоб мы его снимали. Но болел и просил подождать. Мы подождали и не успели, конечно.

Но в день с помадой у гостиницы была первая съёмка истории, которую, казалось, не осуществить. Поэтому я и писала письмо. Чтобы хотя бы письмо.

А оно всё взяло и получилось.