Лету нужен дождь, это ж очевидная пара. Одному без другого много сложнее чем с. Мне сильно дождя не хватает, поэтому мне его шлют. 40 сек. снежинского ливня и минута 32 сек. московского. Я слушаю и переслушиваю. А вечером идем с Зойкой к знакомому эвкалипту, я нюхаю его кору и вспоминаю какой тут запах зимой после дождя, чтоб идти, стоять, сидеть под этим деревом.

Пока прикладываюсь к дереву, Зоя, по-моему, испытывает неловкость перед прохожими — она вот ничего здесь не вынюхивает, а пасёт меня на длинном своём поводке.

Каждая новая жаркая неделя будто что-то во мне замедляет, есть дни вообще какой-то невесомости, а мне надо наоборот. Всё время рядом чувство, что надо еще вот это и вот это успеть, подумать, сделать. А не успеваешь, и в конце дня в тебе беснуется внутренняя кукушка, вылетает на своей пружинке с криком: опа, опа!

Не знаю чем её замуровать.

Но к пятнице, даже при наличии регулярной кукушки, все внутри становится на свои места. Замедляется, заземляется и кажется что всё хорошо и всё вовремя. Я научилась чувствовать это предшаббатнее замедление, утро которого сначала разгоняется до максимальных своих скоростей, а потом день медленно останавливается. И ты физически чувствуешь тормозной путь недели, когда можно легально остановится. Лечь на поверхность жизни, сделать звёздочку и плыть, дрейфовать.

Поплывём сейчас с Зойкой, тем более сегодня международный день собак. И мне есть чему учиться у моей. Так нарядно возлежать мне всё равно не смочь, хотя бы научиться медленно ходить, как она. Нести себя с достоинством и успевать сечь за пространством: все ли в курсе, что из дома вышла Зоя.

Фотографию успела сделать до моих уроков в гимназии, неслась и думала, что мне показалось. А вот и нет — ковёр опавших цветов красного дерева собрали в сердечки.

Я видела, как одно дышало от маленького совсем не понятно откуда ветерка.