Тексты про работу не появляются в голове и жизни так легко как про другое тоже важное. Утром шла на встречу, подумала, что воздух пахнет временем. А значит множеством вариантов, знаком равенства, например, из сегодня в тогда, когда мне 20, правда, май, и сын уже сидит в коляске. Но это всё до перекрёстка, на нём начинается другое время — ветра, табака и пыли. И этот перекрёсток со временем внутри мне надо перейти быстро. Чтоб не упасть, не зацепиться собой за наше время мотоциклов и дорог. Потому что его больше нет. Есть я и жара по дороге на встречу. Есть фильм, который

Почему-то это лето даётся очень трудно. В нём трудно всё : ходить, работать, думать, спать. И даже ничего не делать. Мне кажется оно жарче предыдущих лет, и прямо берет тебя на слабо. А для жары я слабое звено. Все звуки ночью тоже обострились, кондиционер теперь мне шумит, а раньше он же нет. Пошла купила беруши, цветы и арбуз. Я же хочу себе чем-то помочь. Прилетела из Германии, и от своих тоже сложно было вернуться. И буквально и головой. Мой рюкзак всегда прилетает раньше моей головы. Из-за границы привезла себе цветочек аленький. Набор пуговиц, грамм 400 в мешочке было. Разные оттенки

В Вашингтоне сейчас вовсю день, и с этой разницей во времени ровно 9 лет назад я на ходу красила губы, зеркалом были буквы названия отеля. Мне хотелось еще раз взглянуть на себя перед тем как сесть в машину в сторону Библиотеки Конгресса. Отразиться с помадой и не нестись, растянуть эти два шага до машинной двери. Растянуть чтоб в них влезла вся радость от того что получилось. Получилось обнаглеть и написать письмо одному из быших послов США в России, что надо уже снять кино о тех, кто делает давно задуманное академиком Дмитрием Сергеевичем Лихачёвым и директором Библиотеки Конгресса, историком Джеймсом Биллингтоном.

Новая земля это всегда какие-то новые даты. Сегодня ровно 7 как мне очень жарко в Израиле. И эти семь дали мне поводы и даты много для чего хорошего и разного. Хорошего больше. Из совсем израильского — у меня собака Зоя, я на ней почти помешана, но это только в оставшееся от работы время. В разгар жары на днях подумала что мне срочно нужны ботинки бладстоун. В Израиле эта осенне — зимняя обувь вещь первой необходимости круглый год. Я даже не успела удивиться, зачем они пришли в расплавленную жарой голову. Просто пришло их время, прошло семь лет, и надо идти в

Где-то пару лет я вынашиваю в себе маяк. Я удивилась, насколько он мне важен и нужен. Такой уже обжитый многими хороший образ. Но многими, и я пыталась его от себя почти гнать. А он не уходит, еще и приводит за собой другие маяки. Я выхожу на них, там где не ожидаю их увидеть, и они на меня тоже. Однажды мы ехали со съемки одной семейной истории, я думала о том, что только что услышала, и как человек говорил, как важно ему было найти свои слова. Тогда я первый раз подумала, что каждый кто рассказывает — он маяк. Он сохраняет собой

Прочла у Наталья Харитонова что фотографии людей своей семьи чаще всего заказывают женщины. То есть кто-то один решает, понимает, чувствует — сейчас нужна такая съёмка. И приводит за собой своих. Я прочла её текст, порадовалась совпадению, спросила разрешения на упоминание и пошла писать свой. Про то что в в моём проекте док. фильмов о семьях всё так же. Кто-то один вынашивает мысль о фильме, потом говорит со своими, заказывает нам кино. И когда я встречаюсь до начала съёмок с каждым, о ком мы снимаем, я вижу как люди открываются историями, хотят их рассказать. И своим и себе. Как давно готовы

Где-то в 5.20, даже если нету сил уже проснуться, я всё равно иду в гостиную. Начало дня, еще до света, льняные сиреневые шторы устраивают мне личное северное сияние. Совсем не яркое, хрупкое. Легко растворяется белой стеной Стараюсь не пропускать это время, хотя у меня закатозависимость. И все закаты на учёте. Почему-то в этом пограничном, коньячном свете вдруг ненадолго всё становится понятным и лёгким. И ты сам. Минус 5 кг на закате, к утру они возвращаются. Каждый закат для меня как дорога, он с ней закомутирован. Каждый — её обещание. И я ему верю. А после иду гулять Зойку, у нас

Лету нужен дождь, это ж очевидная пара. Одному без другого много сложнее чем с. Мне сильно дождя не хватает, поэтому мне его шлют. 40 сек. снежинского ливня и минута 32 сек. московского. Я слушаю и переслушиваю. А вечером идем с Зойкой к знакомому эвкалипту, я нюхаю его кору и вспоминаю какой тут запах зимой после дождя, чтоб идти, стоять, сидеть под этим деревом. Пока прикладываюсь к дереву, Зоя, по-моему, испытывает неловкость перед прохожими — она вот ничего здесь не вынюхивает, а пасёт меня на длинном своём поводке. Каждая новая жаркая неделя будто что-то во мне замедляет, есть дни вообще какой-то

Есть ощущение параллельной жизни. Это свои какие-то одомашненные параллели. Иногда они сворачивают мною за угол, иногда прямо на этом углу и живут. Я вот ношусь ношусь и вдруг вспоминаю, что у меня же тут до середины августа живёт мой рыжий детка. Да, в другом городе, в своём каком-то буйном ритме, с тонной работы и пробежками и морем между. И после съёмки одной из историй я еду в Тель- Авив отвезти сыну капли, потому что надо, и нет таких в аптеке за углом. И вот это — заехать, обнять, отдать, уехать — такой обычный, бытовой и редкий для меня контекст. Потому

А у меня у мамы день рождения. И очень сложно в этот день чувствуется расстояние через моря, дороги, горы. Потому что лучший подарок это когда рядом, а я далеко. И тогда пытаешься дотянуться словом и дорогими тебе руками. Дорогие руки это подруга Наташка, мы решили с ней, какие цветы какого цвета ищем, она объехала несколько магазинов, выбрала, и утром собрала букет белых лизиантусов и нежно красных роз. Папа прислал мне его посмотреть, я отправила фотографию своего букета, надела мамино кольцо и хожу по дому, праздную собой. Праздную что балованная любовью и заботой, котлетами, вареньем, любимым лимонным пирогом. Интересом к тому,